О сопротивлении злу силой.

Может ли человек, стремящийся быть добрым и нравственным, сопротивляться злу силою?Казалось бы, такой вопрос не может вызывать недоумений, но реальность существующих идеологий либерального характера показывает, что подобный вопрос не напрасен. Для многих, кто с чувством внутренней неприязни относится к любому виду насилия, этот вопрос порой становится весьма болезненным. Ведь действительно, для человека не нормально и неестественно причинять боль другому человеку, совершать насилие. И в моральном восприятии этой проблемы нельзя дать никакого обоснования насилию над человеком.

Это неприятие насилия возникает и при рассмотрении действий внешнего принуждения.

В самом деле, что означало бы «непротивление»? Означает ли это отсутствие всякого сопротивления? Это потребовало бы приятие зла: допущение его в себя и предоставление ему свободы, объема и власти. Если бы при таких условиях восстание зла произошло, а непротивление продолжалось, то это означало бы подчинение ему, добровольное предание себя ему, участие в нем и, наконец, превращение себя в его орудие и поглощение им. Это было бы вначале добровольное саморастление и самозаражение, это было бы в конце — активное распространение заразы среди других людей и вовлечение их в такую же погибель.

Получается, что тот, кто совсем не сопротивляется злу, тот должен воздерживается и от порицания его, ибо порицание, хотя бы вполне внутреннее — есть уже внутреннее сопротивление, чреватое практическими выводами, борьбой и сопротивлением. Мало того, пока живо в душе неодобрение или хотя бы смутное отвращение, до тех пор человек еще сопротивляется: но он все-таки раздвоен, он борется внутри себя, и вследствие этого само принятие зла не удаётся ему. Но именно поэтому полное отсутствие всякого сопротивления, и внешнего и внутреннего, требует, чтобы прекратилось осуждение, чтобы возобладало одобрение зла. Поэтому несопротивляющийся злу рано или поздно приходит к необходимости уверить себя, что зло — не совсем плохо и не так уж безусловно есть зло, что в нем есть некоторые положительные черты, что их притом немало, что они, может быть, даже преобладают. И лишь по мере того, как ему удаётся уговорить себя, заговорить свое здоровое отвращение и уверить себя в белизне черноты, угасают остатки сопротивления, и осуществляется самоотдача себя злу. И когда отвращение стихает, и зло уже не воспринимается, как зло, тогда приятие незаметно становится настоящим и открытым: душа начинает верить, что черное – это белое, приспособляется и уподобляется, становится сама чёрной.

Таков духовный закон: несопротивляющийся злу поглощается им и становится одержимым. Ибо «зло» — не пустое слово, не отвлеченное понятие, не логическая возможность и не «результат субъективной оценки». Зло есть, прежде всего, душевная склонность человека, внутренняя и внешняя реальность, присущая каждому из нас, как бы некоторое, живущее в нас страстное тяготение к дурным закоулкам своей души и внешним проявлениям зла. Размягчение духовного костяка, который сопротивляется злу во всех его проявлениях, означал бы духовный конец личности, превращение ее в жертву дурных страстей и внешних воздействий, возвращение ее в то хаотически-неопределённое нравственное состояние.

Есть также простые моральные вопросы, на которые непротивленцы вряд ли смогут ответить адекватно.

Если ваших близких будут бить, то Вы будете наверно стоять и стыдливо улыбаться, дескать, я все прощаю. Если вас оскорбили, то вы можете простить, но если оскорбили ваших близких, вашу Родину, важные для вас нравственные ценности, то здесь прощение равно предательству. Значит, вы отрекаетесь от всего, что важно вашей душе. Естественно, что учение, узаконивающее слабость, возвеличивающее эгоцентризм, потакающее безволию, снимающее с души общественные и гражданские обязанности, должно иметь успех среди людей, особенно неумных, безвольных, малообразованных и склонных к упрощающему, наивно-идиллистическому миросозерцанию. Особенно если это приправлено сентиментально-моралистическими излияниями. Всем известное учение графа Л. Н. Толстого и его последователей привлекало к себе слабых и простодушных людей, придавая себе ложную видимость христианской морали, отравляло здоровую религиозную и политическую культуру.

В противоположность этому всякая зрелая религия и культура не только открывает природу «блага», но и научает борьбе со злом.

Нужно ещё различать насилие и принуждение. Одно полностью отличается от другого, к сожалению, за насилие пытаются выдать любые здоровые рамки и ограничения.

От Бога и от природы устроено так, что люди «влияют» друг на друга не только преднамеренно, но и непреднамеренно. Избежать этого нельзя. Человек с детства воспринимает в душу поток чужого воспитывающего волеизъявления; уже тогда, когда сознательное отношение к жизни ещё не пробудилось в его душе, и сила любви еще не одухотворилась в нем для самовоспитания — в душу его как бы вливалась воля других людей, направленная на определение, оформление и укрепление его воли; еще не будучи в состоянии строить себя самостоятельно, он строил себя авторитетным, налагавшимся на него изволением других — родителей, учителей, государственной власти, учась верному и твердому воленаправлению. И только всепоглощающая работа бессознательной склонности к страстям могла позволить ему впоследствии забыть о полученных волевых благах и провозгласить учение о зловредности и ненужности этих благ.

Задача общественно-организованного психического понуждения сводится к укреплению и исправлению духовного самовоспитания человека. И это относится не к человеку, уже сильному во зле (ему это не поможет), а к человеку, слабому в добре, но еще не окрепшему во зле. Для него — психическое понуждение, идущее со стороны и обращающееся к его воле, может и должно быть могучим подспорьем в деле самовоспитания. Конечно, идея добра и справедливости доступна и его опыту, т.к. этот предмет сам по себе открыт всегда и всем людям; но испытание этого предмета, осуществляющееся в акте совести и очень часто дающее людям категорические указания, мало приемлемые для их личного самосохранения,- слишком часто остается отвлеченной возможностью и неосуществлённой способностью. Это испытание требует личных духовных усилий, и от этих усилий человек слишком часто готов уклониться. Психическое давление извне понуждает его на усилие постижения во внутреннем опыте законы справедливости, строящие здоровое общество. И уже, исходя из этого, человек имеет возможность свободно совершить необходимые поступки, или же сначала подвергнуть себя самопринуждению и потом разобраться в том, что с ним произошло.

Необходимо признать, что правовые и государственные законы есть не законы насилия, а законы психического понуждения, преследующие цель создания внешнего авторитета, обращающегося к автономным субъектам права для того, чтобы сообщить их воле верное направление для саморуководства и самовоспитания.

Физическое воздействие на других людей образует последнюю и крайнюю стадию заставляющего понуждения; оно выступает тогда, когда самопринуждение, основанное на сознательном выборе положительных нравственных ценностей, не действует, а внешнее психическое понуждение оказывается недостаточным или несостоятельным.

Внешнее физическое воздействие как таковое не есть зло уже по одному тому, что ничто внешнее само по себе не может быть ни добром, ни злом: оно может быть только проявлением внутреннего добра или зла.

Но именно те, кто творят государственное понуждение или пресечение — нуждаются не в злобе, а в беспристрастии, не в ненависти, а в выдержанном душевном равновесии, не в мстительности, а в справедливости. Правда, им необходима волевая выдержка, строгость и личная храбрость; но разве это то же самое, что злоба и ненависть? При этом они должны быть свободны от попускающей сентиментальности и беспочвенной жалостливости;

Итак, все учение о противодуховности и безнравственности физического понуждения и пресечения, направленного против злодея, падает как несостоятельное, как предрассудок и суеверие. Противодуховно и бесчеловечно не понуждение и не пресечение, а злобное насилие.

Проблема сопротивления злу посредством внешнего принуждения действительно возникает и правильно ставится только при условии, если нравственные внутренние рамки и психическое понуждение оказываются бессильными удержать человека от злодеяния. Физическое воздействие должно испытываться как необходимое, т. е. как практически единственно действительное средство при данном стечении обстоятельств; вне этого не имеет смысла ставить проблему.

Всепозволяющая и всепрощающая Любовь, исповедуемая и проповедуемая умиленными моралистами, оказывается состоянием безвольным или «пассивно-безответственным»: эта «любовь» не укрепляет характер сосредоточением сил и выковыванием нравственно-ответственного центра личности, а постепенно ослабляет его; она не формулирует личный внутренний уклад, а услаждает душу беспредельностью и неопределенностью; она отучает ее от стойкого отрицания и тянет ее к всеприемлющему и всепримиряющему нейтралитету.

Последствия такой нравственной аморфности приходят незамедлительно в виде ещё большего распространения зла, которое происходит на наших глазах. Нужно отрешиться от плена ложной сентиментальной моралистики, которая основана не на любви к людям или высоких нравственных идеалах, а на боязни реальной личной ответственности за свою жизнь, общество, свою страну.

Fr. Prediger

Тема в форуме: О противлении злу силой.