Толерантность

В один прекрасный день человеку сообщают, что вместо «негр» следует говорить «черный», потому что первое неполиткорректно. Он пожимает плечами, но, в принципе, не против, потому что изначально не намеревался никого обижать. Правда, немного непонятно, почему слово, которым пользовались два-три тысячелетия, вдруг стало непригодным, но не спорить же по таким пустякам…

Затем «инвалид» вдруг переименовывается в «обладателя физических ограничений», «душевнобольной» – в «преодолевающего душевные вызовы», а с «гомосексуалистами» происходит и вовсе поразительная трансформация: сначала они превращаются в «геев», затем в «членов ЛГБТ-общины» и, наконец, просто в «общину».

И так далее. Человек и глазом не успевает моргнуть, как уже приходится заучивать целый словарь, которым он вынужден пользоваться на публике, дабы не подвергнуться остракизму. Дома и со своими он по-прежнему называет вещи привычными именами, но все больше и больше вполголоса, с оглядкой – не услыхал бы чужой.

Почему же людям так упорно навязывается очевидный когнитивный диссонанс? Потому, что составители политкорректного словаря полагают, что залогом справедливого общества является заветный Принцип Равенства, а равенство предполагает стирание всех и всяческих различий, в том числе – отрицание отклонений от нормы. Ведь у каждого есть те или иные «ограничения», не так ли? Каждый в те или иные моменты преодолевает «душевные вызовы»? Каждый является членом той или иной «общины»? Следовательно, нету ни инвалидов, ни душевнобольных, ни гомосексуалистов. Нет, не существует в природе.

Получается, как в том знаменитом анекдоте про Вовочку, которого отчитывает учительница: «Вовочка, нет такого слова!», а он, бедный, недоумевает: «Как же так, Марьиванна, жопа есть, а слова нет?!»
– Нет, дорогой, – ласково улыбаясь, поправляют его составители нового словаря. – В том-то и дело, что если нету слова, то нету и жопы. Привыкай, милок.
– А что же есть? – удивляется Вовочка.
– Есть глобальное потепление, – строго сдвинув брови, говорят составители. – А также всеобщий переход на растительную еду, социальную справедливость, мультикультурализм, феминизм, борьбу за свободу Фаластына и поголовную кастрацию псов и котов. Пока всё, но в дальнейшем список будет расширен.
– Но это ведь и есть жопа! – едва не выкрикивает Вовочка, но вовремя останавливается, потому что боится, что его поставят в угол.
Боится Вовочка, боимся мы все. Ведь и в самом деле страшно: можно лишиться работы, денег, свободы, здоровья, жизни… Так что, черт с нею, с жопой – нет, так нет, спорить себе дороже.

Но в том то и дело, что реальность никуда не исчезает. Ее можно десятилетиями загонять под спуд, запирать в пыточный подвал, укладывать в прокрустово ложе завиральных теорий, уродовать так и этак. Временами палачам даже кажется, что она изменилась в угоду заданным образцам, что она уже «правильная», «политкорректная». Но на самом деле она лишь сжимается наподобие пружины – сжимается, чтобы вырваться в итоге наружу.

Иногда для этого достаточно всего лишь одного шута. Да-да, горохового шута, который вдруг встает посреди полной народу площади и, издавая неприличные звуки, принимается вопить во все горло: «Жопа есть! Жопа! Жопа!! Жопа!!!» И толпа в восторге сбегается на этот крик. Мне кажется, что в этом и заключается феномен Дональда Трампа.
Многочисленные аналитики крутят-вертят сейчас аргументы и факты, безуспешно пытаясь объяснить, почему люди, невзирая на все прогнозы, по-прежнему идут за шутом. А ларчик, между тем, открывается просто: это начала распрямляться пружина.

Автор: Aleks Tarn